Послы из Поднебесной в Калмыцком ханстве
- 01.01.2010 20:27
В начале 18 века при Аюке-хане русское правительство мало вмешивалось во внутренние дела Калмыцкого ханства. Оно было заинтересовано в использовании его вооруженных сил для защиты своих южных рубежей и налаживании отношений со странами Востока, в частности, с Китаем и Тибетом.
Так, с согласия Петра I калмыцкие посланники в 1709-1713 годах официально посетили Тибет и неофициально в 1712 году встретились с императором Цинской империи Сюань Е. Для последнего это стало поводом для отправки своего посольства к Аюке-хану с целью вовлечения его с одобрения России в войну против Джунгарского ханства. «Миссия Тулишэня, пишет профессор Михаил Капица, являлась первой в истории поездкой китайских дипломатов в европейское государство... Петр I, занятый войной со Швецией, не мог лично принять Тулишэня, но посольству из далекого Китая был оказан теплый прием в столице Сибири Тобольске. Разрешив китайским послам совершить путешествие по Волге до астраханских степей, где находилась ставка Калмыцкого ханства, русское правительство отклонило, однако, предложение совместно выступить против независимого Джунгарского ханства, занимающего территорию современного Синьцзян-Уйгурского района КНР».
В Национальном архиве РК имеется письмо Чагдоржаба, старшего сына Аюки-хана, астраханскому боярину Михаилу Ильичу от марта 1714 года, в котором он сообщает: «Китайского императора посланник приезжает. Тысячно войско с десятью пушками, трубы, зурны, барабаны, русских музыкантов в таком количестве пришлите. Ногайских борцов из числа лучших пришлите из Керменсарая».
Из архивных документов узнаем, что посольство это ехало через Иркутск, Тобольск, Соликамск, Казань, Симбирск, Сызрань. Из последнего города «ехало 4 дня и 16 декабря 1714 года прибыло в пограничный город Саратофу (Саратов) называемый». Саратов назван китайцами «пограничным городом» потому, что, направляясь к управляющему в то время калмыками хану Аюке, они считали его неподвластным России.
Послам не удалось выехать из Саратова в тот же год, так как «выпал превеликий снег», и они остались там до весны 1715 года. Только «16 числа 5 месяца послы переправились через Эдзил (Волгу) и за неприбытием верблюдов и лошадей простояли одни сутки». Пробыв за тем в течение достаточно продолжи тельного времени на территории, заселенной калмыками, китайцы так описали эту местность: «Кочевье Тергетского владельца Аюки-Хана от Саратова лежит к Эдзил (Волга), с восточной река Дзай (Яик, нынешний Урал), а на южной стороне лежит великое озеро Тенгис (Каспийское море). На берегах реки Эдзил находятся великие леса, а именно: дуб, осина, ольха и тальник. Как в реках, так и в озерах находятся двух родов цветы: белые и желтые. Много также тростника, камыша и других высоких трав. О пространстве кочевья Аюки Хана объясняли нам, что от восхода к западу оно простирается на тридцать дней верховой езды, а от юга к северу на двадцать дней».
Китайских послов все время сопровождал «шведский капитан Шничер». Вот что писал он об их пребывании в Калмыкии: Из Астрахани (для выражения почета и придания большей пышности встрече китайского посольства) были присланы: дворянин Борис Крейтов и поручик Лин со ста человеками драгун, которые стояли по обеим сторонам дороги перед ханским шатром и при игрании музыки оружием сделали честь. Приблизившись к ханскому шатру, посланники вынули из деревянной коробочки Грамоту, писанную на золотой бумаге. Главный из них, Аг Ад ай, взял оную и, держа обеими руками над головою, тихо шел с прочими товарищами в шатер. Хан сидел в бархатных креслах, поставленных на персидском ковре. По окончанию речи Аг Ад ай подал Грамоту и обнял руками колена Аюки. Аюка немного привстал, положил свою правую руку на плечо посланника, в знак благодарности, и опять сел. То же сделал и с прочими китайцами. Хан говорил с ними о разных вещах, между тем подали чай, смешанный с пахтаньем (калмыцкий чай).
Кусок простой камки был разостлан на земле вместо скатерти, и пе ред каждым была положена толстая бумажная салфетка, а тарелок, ложек и ножей не было. На оловянных блюдах поставлена была разная снедь: смоква, миндаль, изюм, орехи и большие куски сахару. Час или больше пили чай и всем этим закусывали. Потом на этой же посуде пе ред каждым поставили баранины вареной с пшеном сорочинским и изюмом. После этого подали мелко из рубленное вареное баранье и говяжье мясо в больших деревянных корытах. После угощения дан был знак к стрельбе констапелям, присланным туда из Астрахани с четырьмя пушками. Тут начали играть астраханские музыканты на гобоях и скрипках. Музыка играла с час; за тем принесли в шатер гусли. В то же время играл орган, коего звуки были лучше звуков всех прочих инструментов. После этого представили двадцать четыре пары бойцов, почти нагих. Они дрались с такой яростью, что, кажется, хотели друг другу сорвать головы. За сим выступили стрелки и стреляли из луков в мету(в цель). К ним присоединились двое китайцев, кои стреляли с калмыками об заклад и оказались искуснее их».
В скупых строчках, в нескольких штрихах Шничер дает ясное представление о положении трудовой калмыцкой бедноты. «Близ Ханской ставки стояло множество бедных калмыков, коим запрещено было близко подходить, в противном случае четыре калмыка, вооруженные стрелами, имели право стрелять по ним. Впрочем, на концы стрел насажены были круглые го ловки, чтобы не причинить глубоких ран тем, кои осмелятся приблизиться».
А теперь проследим бегло за пребыванием китайцев среди калмыков. «3 июля мы были у супруги хана Дармабалы, пишет капитан, у которой нас также угощали, как у самого хана. Музыка была та же. 5 июля мы были у сестры хана, Даржи-Раптань (вдовы Очурту Чечен хана) и сына его Сакляржапа. 10 числа хан вторично позвал нас к себе. На другой день прислано нам в подарок триста лошадей и других животных и вещей, а именно: от Ха на 80 лошадей да 300 корсаков; от старшего сына 70 лошадей и 300 кож юфтяных; от младшего сына 60 лошадей, от сестры хана 50, от слуги 40. Посланники из учтивости взяли только по одной лошади от каждого лица, а юфть и корсаков отослали назад. Июля 13-го мы поднялись оттуда в сопровождении мурзы Дейнриха, а 23-го прибыли в Саратов».
Активизирующиеся внешние связи Калмыцкого ханства не могли не тревожить царское правительство. В 1715 году стольник Д.Е. Бахметьев с отрядом в 600 человек назначается постоянным представителем при хане. Под предлогом охраны жизни Аюки на него была возложена более важная задача негласно следить за поведением хана, контролировать все его внешние связи и не допускать агрессию против соседей. Это было одним из первых шагов, направленных на ограничение самостоятельности во внутренней и внешней политике, ликвидацию Калмыцкого ханства.
Источник: Известия Калмыкии.
