Легенда об «Ээджин дун»
- 13.03.2012 18:15
Кадр из клипа «Ээджин дун»Говорят, что если хочешь познать силу народа, посмотри на его танцы. А если хочешь познать душу народа - послушай его песни. Калмыки, пожалуй, единственный народ в мире, который в стародавние времена измерял расстояние песнями. Увы, времена безвозвратно меняются, сейчас одна «песня» - «дун» стала равняться одному «километру», и на вопрос: «Тана селәнд эндәс кедү дуунд мадн күрхвидн?» (буквально: за сколько песен мы доберемся до вашего села?), парнишка, на лошади пасущий в степи овец, ответит без раздумья: «тавн километр».
Еще в Сибири, когда мы, совсем маленькие дети, слушая протяжные калмыцкие песни, которые пела нам бабушка Мегҗ-Марл, где-то в глубине души уже начинали понимать, что понятия «пространство» и «время» для калмыка весьма относительные философские категории. Ведь одна «песня – дун» могла равняться и десяти, и двадцати, и тридцати верстам. Поэтому калмыку, отправляющемуся в путь, главное было - «запастись» песнями. А все остальное имело второстепенное значение. У Фридриха Ницше есть одна очень интересная фраза: «У злых народов песен не бывает». Если это действительно так, то калмыки самый добрейший народ на свете. Много песен сочинил калмыцкий народ, но одна песня стоит особняком. Эта песня – «Ээҗин дун». Определение «народная песня», с моей точки зрения, настолько «мелкомасштабно» для этого шедевра песенного творчества калмыков, что единственный титул, подходящий для этой песни – «Великая народная».
Самое интересное, что эта песня, словно волшебный камень «Чиндамани», сверкает и звучит в различных вариантах совершенно поразительно, не теряя своей магической силы. Один наш соплеменник, живущий во Франции, однажды рассказал мне, как на концерте нашего джангарчи Владимира Каруева, после исполнения «Ээҗин дун» французская публика, до отказа забившая концертный зал, наградила артиста не столько громом оваций, а каким-то эксатическим визгом. Чопорные французы, забыв о своей солидности, визжали и плакали как маленькие дети! Нечто похожее происходило на концертах «Битлз». Вот такая вот песня!
Забавно, что эту песню все монголоязычные народы считают «своей». Синцзяньские калмыки удивляются, как эта «их» песня оказалась у российских соплеменников. Автору этих строк однажды пришлось выслушать «аргументы» одного монгола-чохара из Внутренней Монголии, доказывавшего что, родина этой песни – Внутренняя Монголия. Впрочем с такой же уверенностью халха-монголы доказывают, что эта песня родилась на берегах реки Онон. Ну, а мы, российские монголы, свято верим, что эта песня «наша» и гордимся, что она звучит в фильме режиссера Сергея Бодрова-старшего «Монгол».
Первая исполнительница «Ээҗин дун» легендарная Валентина Ильцаранова, говорила, что впервые услышала эту песню в Элисте в конце 50-х годов, когда она лежала в больнице. Эту песню напевала женщина из соседней палаты. Записав слова при помощи этой самой женины и запомнив мелодию, она затем включила ее в свой репертуар, будучи солисткой ансамбля «Тюльпан». Но есть и другая версия относительно происхождения мелодии и слов «Ээҗин дун». Эту версию мне рассказала моя бабушка Мегҗ-Марл (1908-1985г.г.), непосредственная свидетельница происхождения этой песни. Она утверждала, что автором слов песни является народный поэт Калмыкии Аксён Сусеев. А песня родилась в годы Гражданской войны.
Гражданская война 1918-1920 г. г… Как нам иногда кажется, как давно это было! Этот период в истории калмыцкого народа, на мой взгляд, еще недостаточно изучен, и ждет своих исследователей. Безусловно, любая гражданская война во все времена и у всех народов, это всегда серьезная трагедия, социальная катастрофа, гибель общественного организма, не нашедшего в себе сил справиться с поразившей его болезнью, распад государственности. До сих пор Гражданская война в России вызывает споры, большинство вопросов ее истории не имеют общепринятых ответов. Хотя известно, что этому трагическому периоду в жизни России посвящено около 20 тыс. книг и научных статей.
Как и другие нетитульные народы царской России, калмыки встретили Февральскую революцию в 1917 г. в России со смешанным чувством. Страх и неуверенность в завтрашнем дне ощущали почти все степняки. Это имело под собой достаточные основания. Как пишет в своем труде «Записки о калмыцкой диаспоре» Араш Борманджинов «… в последовавшей вслед за нею Гражданской войне 1918-1920 гг. калмыки понесли огромные людские потери и лишились значительной части своего имущества и скота. Тогда многие из калмыков поддержали антибольшевистские силы, в то время как некоторые из них приняли сторону большевиков. Поражение первых в конце 1920 г. вынудило их покинуть Россию. Они перебрались через Турцию во Францию, Югославию, Болгарию и Чехословакию, где обрели вторую родину».
На мой взгляд, наши соплеменники там, на чужбине, по сути дела, выживали, впрочем, как и все, кто вынужден покинуть Россию. Вспомним хотя фильм «Бег» по роману М.Булгакова, где показано, как выживали люди, оказавшись за пределами родины. Те же калмыки, что остались в России, впоследствии ощутили на собственной шкуре, что такое коллективизация, сталинские репрессии, немецкая оккупация и депортация в Сибирь. Не будем лукавить, в то смутное время, перегибы были как со стороны «белых», так и со стороны «красных». Герой одного смешного фильма про гражданскую войну говорит: «Белые» придут и кричат «ура», приходят «красные» и тоже кричат «ура». И.. все грабят!».
РОЖДЕНИЕ ПЕСНИ
Осень 1920 года… По бескрайним сальским степям со стороны Черного моря обратно домой в родную станицу Барванцик движется небольшой обоз из двух десятков телег, запряженных быками. На телегах скудный скарб, закутанные в различное тряпьё чумазые детишки и старики. Взрослые молчаливо шагают рядом с телегами. Они возвращаются домой. Они не смогли добраться до Новороссийска, откуда большой белый пароход их увез бы их в далекую Турцию. По дороге туда их небольшой караван подвергся нападению. Какие- то вооруженные бандиты, угрожая им оружием, отобрали съестные припасы, деньги и небольшие накопления. Кто это были: «красные» или «белые»? Теперь это уже не имело никакого значения. Теперь они возвращаются в родные места, где вероятно их вновь ждет многотрудная жизнь. Вечереет. У небольшой рощи, где рядом протекала маленькая речка, старший колонны, крепкий еще на вид старик Босхомджи, дает команду: «Делаем привал. Будем ночевать!» Пятнадцатилетний Аксён, правивший быками, спрыгнул с телеги и стал распрягать уставших животных. Женщины и детишки привычно бросились искать хворост и кизяк, чтобы разжечь костер. Вскоре стало совсем темно, но согревшись у костра, и попив «черного» чая многие вновь взобрались на телеги, чтобы немного поспать перед завтрашней дорогой. У догорающего костра молчаливо сидит совсем еще мальчишка Аксён, и перед его глазами вновь и вновь проходят страшные картины прошедших дней. Сзади подошла тетушка Чоки - сестра отца, молча присела рядом. Обнявшись, они долго смотрели на огонь, и когда он стал догорать, женщина ласково сказала: «Иди, поспи, все будет хорошо. Завтра долгий путь». Мальчишка упрямо мотнул головой: «Спать я не хочу». Тогда тетушка Чоки, сказала: «Ну, хорошо, положи голову мне на колени, а я спою тебе песню, которую пела тебе, когда ты был еще совсем маленький. Я совсем не знаю, как она называется, да и всех слов уже не помню, но два куплета все еще помню». Поглаживая густые, черные как смоль волосы племянника, женщина тихо запела: «Ээҗин уйсн сатин киилг /Эләд угала шинәрн…».
Весь следующий день Аксён был молчалив и сосредоточен как никогда. Маленькая Мегҗ-Марл сидела рядом, она слышала, как вчера вечером ее мама пела такую красивую песню ее двоюродному брату. И когда старик Босхомджи, заметив, что колонна беженцев совсем приуныла, вдруг воскликнул: «Что-то мы совсем грустные возвращаемся домой. Ну-ка, Аксён спой нам что нибудь!» И тут над колонной зазвучал сильный и чистый юношеский голос, песня возносилась куда-то вверх, притихшие люди с удивлением слушали новые слова песни: «Киитн булгин уснднь/Киилгән уhаhад суулав/Киилгән уhаhад суув чигн/ Килмҗтә ээҗм сангдна!». Когда закончилась песня, все молчали. У многих на глазах были слезы. Это были слезы пережитого, слезы усталости, слезы надежды.
В конце 1960 года на репетицию ансамбля «Тюльпан» зашел Басан Бадьминович Городовиков. Посмотрев как артисты танцуют «Чичердык» генерал шутливо сказал: «Разве так танцуют «Чичердык»? Вам надо посмотреть как танцует этот танец Аксён Сусеев!» И хитро улыбнувшись в свои знаменитые усы вышел. На следующий день на квартиру народного поэта пришла делегация артистов во главе с Яковом Абрамовичем Абрамисом – художественным руководителем молодого творческого коллектива. За чашкой вкусной джомбы Яков Абрамович спросил Сусеева: «Аксён , может у вас ещё что нибудь есть для нас?» «Да, - сказал поэт, - у меня есть песня, которая когда-то перевернула мою жизнь!» И он тихо запел: «hашун худгин уснаснь /hариhән уhаhад суулав…»
Источник: Элистинский курьер/Эрдни Михалинов.
Текст песни Ээджин дун здесь.
